Вскоре они начали готовиться ко сну. Они приготовили мне постель, и молодая женщина достала из сундука ковёр для меня, её приданное, как она сама мне объяснила. Покидая комнату, Акбар сказал мне —
«Тахир, тебе не надо ничего бояться. Никакой плохой человек не сможет прийти сюда ночью. Я порву ему горло».
Я остался в этой комнате вместе с маленьким мальчиком и молодой сартской женщиной с ребенком.
Стены комнаты были просто оштукатурены глиной, а крыша была камышовой; несколько грязных кусков войлока лежало на полу, и они с парой больших сундуков у одной из стен составляли всю обстановку этого жалкого жилища, которое должно было стать моим домом на неопределенное время. Дверь была прикрыта очень неплотно; сквозняки дули со всех сторон; в окнах не было стекол, и земляной пол был очень холодным. Я лежал без сна часами на своей постели, не раздеваясь, размышляя о том, что готовит мне судьба в будущем. Вот так началась моя жизнь среди сартов.
Редко, если не сказать никогда, европейцам в Туркестане выпадал случай жить в бедном мусульманском доме и видеть интимную жизнь сартской семьи, поэтому я с большим интересом осматривался по сторонам в моём новом доме на следующее утро. Он состоял из очень маленького внутреннего двора, одна сторона которого была занята комнатой, в которой я спал; с другой стороны было две ещё меньших комнаты и остатки кирпичного сарая, в котором хранился корм для лошади. Две другие стороны были заняты сараем и ломовой лошадью. Ворота открывались прямо на большую проезжую дорогу, обсаженную по краям тополями, с полуразрушенной стеной на другой стороне, позади которой пробегал большой арык или ирригационный канал. Весь день дорога гудела от звуков непрерывно двигавшихся по ней грузовиков, везущих красноармейцев в горы, шума пьяных ругательств и звона кавалерии. Неподалеку от двора находился примитивный маслобойный пресс, принадлежащий Акбару и являющийся источником дохода его семьи. Он был очень простой, просто большая деревянная ступа с деревянным пестом, установленным наискось, в дальний конец которого была впряжена лошадь. Животное ходило по кругу, и по кругу ходил и пест, выдавливая из семян хлопчатника черное масло с неприятным запахом; но в те времена всеобщей нужды и дефицита всего это приносило Акбару вполне неплохой доход. Лошадь была очень старой, худой, больной и покрытой гноящимися ранами. Вся жизнь этой семьи зависела от работы этой бедной старой клячи.
Семья Акбара состояла из его старшей жены Гульбиби, тихой скромной женщины с благородными манерами – по сути, культурной дамой; и второй, малосимпатичной женщины с грубым лицом типичной сартской женщины; было также две маленькие девочки семи и девяти лет соответственно, и маленький мальчик, о котором уже упоминалось. Старший сын Юлдаш, здоровый молодой сарт, также имел двух жён. Его первая жена – Тахтаджан24, была женщина с печальным выражением лица, которую я видел предыдущим вечером; его вторая жена по имени Камарджан была рыжая, мускулистая, хорошо сложенная женщина с грубым румяным лицом, которое не было красивым, но было всегда приветливым. Камарджан была родом из Ферганы из долины Алмаз, которая слывёт, по моему мнению совершенно не заслуженно, красотой своих женщин.
В течение дня совершенно невозможно было выйти во двор, так как я был достаточно высоким, чтобы быть легко увиденным через невысокую стену двора, и таким образом я только ночью мог размять снаружи свои ноги. Весь день я вынужден был сидеть тихо в маленькой комнате. Мы начинали свой день с чашки чая и небольшой лепёшки, приготовленной иногда из кукурузной муки; они неплохие пока свежие, но мне они казались ужасными, так как сарты неизменно примешивали к ним лук. Затем я садился и читал, к счастью я захватил с собой пару томов специальных работ по геологии, которые обладали тем преимуществом перед беллетристикой, что я мог читать их несколько раз без скуки. Таким образом, я проводил время до часу или двух часов дня, когда наступало время обеда, который состоял из овощного супа с другой лепёшкой и чая.
Юлдаш работал на маслобойном прессе, а Акбар на базаре, где продавал свое масло и проводил время, собирая новости и информацию для меня о передвижении красных войск. Вечером все встречались дома и готовили вечерний ош; так называется обед. Этим словом местные жители называют плов. Он был не восхитительным блюдом нормального времени, а приготовленным на хлопковом масле из крошечного кусочка сушёного мяса, и был скорее наоборот плохим; мы вынуждены были его есть просто, чтобы утолить наш голод. Семья ела в другой комнате, но Акбар составлял мне компанию. Посередине комнаты расстилалась скатерть, маленькая и не очень чистая, на которую мы ставили ош. Что портило мне аппетит, так это вид того, как Акбар ел руками, как делают все сарты. Он набирал полную горсть горячего риса своими пальцами, отжимал влагу, формировал из него твердый комок и отправлял его в свой рот. Сначала я делил блюдо на две равные части, и каждый из нас ел свою порцию, но позже мне удалось получить отдельное блюдо для себя. Чтобы не ранить чувства Акбара, я объяснил, что законы нашей религии дозволяют нам есть только из своей собственной посуды и пить только из своей собственной чашки. По сути дела это был обычай староверов, к которым принадлежали мои предки. К моему удовлетворению это спасло меня от необходимости есть и пить из одной посуды с людьми, которые её не моют, и позволило мне иметь свои собственную тарелку и кружку, не раздражая никого – мудрое и гигиеничное правило, которому особенно необходимо следовать в Средней Азии.
Иногда, когда Акбар хотел показать свое особое расположение к кому-нибудь из домашних женщин, он приглашал её в комнату. Скромно сняв свои тапочки у порога, она проходила босой, опускалась на колени и широко открывала свой рот, затем Акбар своей собственной рукой вкладывал туда горсть плова. Наиболее часто этой чести удостаивалась молодая Тахтаджан. Если на блюде были кости, тщательно соскоблив мясо с них своим ножом и съев его, Акбар предлагал их своей даме, которая, обгрызя их, относила их детям. В другой раз он мог дать их собаке, жалкому созданию, доведённому до изнеможения, постоянной жертве гонений, пинков и любых предметов, попадавшихся людям под руку. Сарты не любят собак, веря, что близость к ним отгоняет Ангела-хранителя. Кошки напротив, пользуются популярностью; но однажды это не помешало Камарджан схватить кошку, которую она держала у себя на коленях и нежно поглаживала, и швырнуть ее в своего мужа во время ссоры. Он поймал животное на полпути в воздухе и использовал её как дубинку для битья ею жены по лицу. Кошка обиделась, будучи использованной таким образом в ссоре людьми, и сбежала из дома, не возвращаясь назад в течение нескольких дней.
После обеда Акбар сообщал мне дневные новости. Он рассказал мне о боях, имевших место в это время в горах между Белыми и Большевиками, о безуспешных атаках Красных на позиции, удерживаемых Белыми, безмерные потери Красных, об их трусости и их жестокости по отношению к беззащитному и мирному местному населению. Он рассказал мне, как Красная армия всё отбирала у местных жителей – крупный рогатый скот, лошадей, зерно, одежду, обувь – и как они уводили молодых женщин и девушек, некоторых из которых они впоследствии убили; об отчаянии населения и всеобщей ненависти к большевикам.
Мы часто слышали скорбный колокольный звон в русском посёлке поблизости, когда там хоронили своих жителей, которые были мобилизованы Советским правительством для борьбы с Белогвардейцами и были убиты. Иногда его истории были приукрашены чистейшими восточными фантазиями; к примеру, местные жители упорно утверждали, что Белые обязаны своими успехами «Ак Ханум» – «Белой Даме», которая летает на аэроплане над вражескими позициями и наносит громадные потери армиям большевиков.
Глава IV. Укрытие среди сартов
Вечером после ужина, когда Акбар ушёл в свою комнату, его старший сын, жены и дети вошли, сели и стали греться у огня. Затем началась беседа на разные темы. Юлдаш рассказывал о своих охотничьих приключениях, об интересных местах, которые он видел в горах, в то время как женщины задавали мне вопросы, которые были весьма характерными для их образа мыслей.
«Когда англичане придут в Туркестан?» «Когда они придут, будет ли все по-прежнему как раньше?» «Будет ли снова продаваться на базаре ситец?» «И будут ли снова продаваться на базаре иголки и нитки?» «Где теперь Ак-Паша (Белый Царь)?» «Сколько теперь часов в дне и сколько в ночи?» «И сколько теперь дней до Рамазан Байрама25?» «Что больше – Ташкент или Москва?» «Москва или Россия?» «Как русские обращаются к Богу? На „ты“ или на „вы“?» и так далее. И когда я удовлетворил их любопытство, я удостоился комплимента «Как вы умны! Вы всё знаете!»
